«Человек-охотник» фраза, которая «звучит». Всякий предпочел бы выглядеть львом, а не стервятником. Охота представляется более благородным и на первый взгляд более выгодным делом, чем подбирание падали. Что может лучше свидетельствовать о нашем «эволюционном успехе», как не картина, на которой ранние гоминиды (большие человекообразные обезьяны (лат. Hominidae), древнейшие предки человека, предстают сильными и отважными охотниками? Многие антропологи согласны с тем, что употребление в пищу мяса способствовало формированию физических и социальных условий, приведших к появлению особенностей, отличающих человека от обезьяны. Но добывалось ли это мясо охотой? Может быть, это были останки животных, павших или ставших добычей хищников? Эти вопросы столь же важны, как и любые другие, возникающие в исследованиях эволюции человека, поскольку они связаны с определением самой природы человека.

На наш взгляд, вопросу о подбирании падали гоминидами уделялось мало внимания потому, что многие антропологи склонны проецировать в прошлое современные представления о том или ином образе жизни. Картину, охватывающую различные стороны жизни ранних гоминидов и скрытую прошлым, они подменяют представлениями об образе жизни охотников-собирателей, человекообразных обезьян и плотоядных животных – практика, лишающая гоминидов самой способности к адаптации. Сторонники теории «Человек-охотник» также ставят гоминидов над другими живыми существами, как если бы наших предков не касались «осложнения» в отношениях между хищниками и их потенциальными жертвами. Во всех этих случаях предполагается, что для ранних гоминидов охота была выгодным, обычным и безопасным делом, тогда как подбирание падали – занятием, не приносящим достаточного количества пищи, нерегулярным и к тому же опасным.

Противоположные выводы

В своем исследовании мы пришли к противоположным выводам. Подбирание падали, возможно, было более распространенным способом добывания пищи, чем охота 2 млн. лет назад, на границе между плиоценом и плейстоценом. Изготовление каменных орудий из отщепов, практика забоя крупных животных и эволюция Homo, отличавшегося более крупным мозгом, – всему этому есть физические свидетельства, относящиеся к тому времени. Поскольку значительная часть этих свидетельств обнаружена в Восточной Африке, в частности в ущелье Олдувай в Танзании, мы попытались выяснить, можно ли расшифровать свидетельства о древних способах добывания пиши, сохранившиеся в близлежащих заповедниках: Национальном парке Серенгети в Танзании и в заповедной зоне Нгоронгоро. Мы также попытались объективно оценить господствующее в этом районе представление о том, что подбирание падали обладает большими преимуществами по сравнению с охотой.

В течение 20 месяцев мы наблюдали, как хищники, а также животные, питающиеся падалью, добывают себе мясо и что они потом делают с остающимися костями. Таким образом, наша полевая работа объединяла в себе этологию и тафономию – изучение того, как «последующие события» изменяли останки животного, что находило отражение в ископаемых находках. Кроме того, мы объединили полученные результаты с палеонтологическими и археологическими данными, свидетельствующими о поведении протогоминидов. Такой подход проецирует в прошлое только те аспекты экологии и современного поведения животных, которые могут быть «запечатлены» в ископаемых остатках. Тем самым исключается возможность «наложения» на получаемые результаты образа жизни современных видов.

То обстоятельство, что в антропологии ничто не способно заменить такие актуалистические исследования, можно продемонстрировать на примере зоологии, в частности, тем, что стало известно зоологам о поведении гиены (символа животного-трупоеда) и льва (символа хищника). Всего 40 лет назад мало кому было известно, что каждое плотоядное животное является как охотником, как и падальщиком. Если предубеждения способны до такой степени искажать истинную картину жизни современных плотоядных животных, то насколько осторожными должны быть ученые, которые пытаются реконструировать систему жизнеобеспечения, характерную для вымерших гоминидов.

Чарлз Дарвин

Теория «Человек-охотник» никогда не ограничивалась ископаемыми находками. Чарлз Дарвин первый представил охоту как «поведенческий катализатор», который будучи задействован в механизме естественного отбора, способствовал увеличению мозга, применению орудий, уменьшению размеров клыков, развитию способа передвижения на двух ногах, что привело к разделению ветвей человека и обезьяны. Свою гипотезу он изложил в работе «Происхождение человека и половой отбор» (1871) до того, как были найдены какие-либо ископаемые остатки, относящиеся ко времени, предшествующему появлению неандертальцев. Когда в первых декадах нынешнего столетия были добыты новые древние образцы, исследователи включили их напрямую в схему Дарвина, Раймонд Дарт, открывший род Australopithecus, в течение 30 лет пытался доказать, что этот гоминид, возможно, охотился на животных, чьи кости часто находят вместе с его костями. Чтобы обойти проблему отсутствия в этих местах каменных орудий, Дарт предположил, что оружие и орудия труда у Australopithecus были «остеодонтокератическими», т.е. изготовленными из костей, зубов и рогов животных. Такая интерпретация получила поддержку в трудах многих исследователей» изображавших предков человека как «обезьян-убийц». Однако она была поставлена под сомнение после критического анализа, выполненного К. Брейном из Музея Трансвааля (Южная Африка) – одним из первых тафономистов. Он показал, что австралопитецины не имеют какого-либо отношения к костям животных, обнаруженных рядом с их скелетами. Судя по результатам исследований, останки как гоминидов, так и копытных животных оказались в одном месте вследствие того, что леопарды, охотившиеся на этих животных, сбрасывали вниз их кости с деревьев, на которых они обычно питались. Тем не менее, теория «Человек-охотник» не утратила своей привлекательности, правда, теперь ее стали применять к более поздней стадии эволюционной теории, которая началась с появления Homo habilis, отличавшегося, прежде всего более крупным мозгом.

Аргументы в защиту этой теории изложены наиболее полно в статьях, вошедших в сборник «Человек-охотник» (1968), составленный Ричардом Ли и Ирвеном Деворе. Авторами этих статей начертан следующий сценарий. Проникая в саванну, протогоминиды дополняли к своей привычной вегетарианской пище все в большем количестве мясо убитых ими животных. Охота развивала сообразительность и ловкость, поэтому отбор работал в направлении более крупного мозга и более ловких рук. Эти качества увеличили технологические возможности, повысив роль мозга. Охота как способ добывания пищи стала движущей силой социальной эволюции и эволюции мозга.

Эта теория оставалась распространенной до конца 70-х годов, когда была опубликована известная статья ныне покойного Глинна Айзака, археолога из Калифорнийского университета в Беркли. В ней автор сместил акцент с добычи мяса на его разделение. Айзак показал, что у ранних гоминидов существовали «основы дома» – поведенческая инновация, которая, по мнению автора, предполагала разделение труда между полами – другая инновация. Чтобы добывать больше пиши, пользуясь «всеядной стратегией», мужчины уходили далеко от жилища на поиски останков животных, ставших добычей хищников, или охотились на дичь, а женщины собирали фрукты или клубни растений рядом с жильем, потом добыча делилась между семьями. В конце концов, такое альтруистическое поведение и социальная кооперация стали способствовать развитию мышления, языка и культуры.

1981 г. Льюис Р. Бинфорд

В 1981 г. Льюис Р. Бинфорд, провел дальнейшие исследования, посвященные этому вопросу. Сделав повторный тафономический анализ результатов, полученных Мэри Лики при исследовании костей, обнаруженных в ущелье Олдувай, Бннфорд пришел к выводу, что ни охота, ни дележ пищи не являются «порождением времени». Homo sapiens, Гоминиды попросту собирали объеденные кости, оставленные более ловкими плотоядными животными, и, расколов их, извлекали костный мозг. По мнению Бинфорда, подбирание падали не обеспечивало избыточного количества мяса, необходимого для того, чтобы его всегда можно было делить. Напротив, питание протогоминидов напоминало преимущественно вегетарианский рацион современных обезьян.

Более того, по мнению Бинфорда, даже первые Homo sapiens, жившие в Южной Африке, и современные неандертальцы, жившие на территории Европы, питались мясом крупных животных, которые пали или стали добычей хищников, и охотились лишь на мелких животных. Таким образом, Бинфорд также сохранил гипотезу «Человек-охотник», отнеся ее к более позднему периоду – в пределах 100 тыс. лет назад. Его реконструкция допускает, что подбирание падали приносило скудные результаты, и что охота, и связанная с ней практика дележа пищи были движущей эволюционной силой, хотя и очень поздно вступившей в действие.

Мы начали свой критический анализ этого подхода с оценки того, насколько хорошими охотниками могли быть первые гоминиды. «Физические данные» Australopithecus и первых Homo не отвечали такому роду деятельности. Рост самок составлял примерно 120 см, а самцов – не превышал 150 см. Первые весили около 35 кг, вторые – примерно 50 кг. Судя по их длинным рукам, они все еще находили убежище на деревьях. Причем скрываться на деревьях гоминидам приходилось часто, поскольку им угрожали такие ловкие хищники, как львы, саблезубые тигры и гиены. Что касается их орудий, то даже Homo пользовались очень примитивным набором грубых скребков и необработанных отбойников. Оружия как такового, по всей видимости, не существовало.

Вместе с тем, согласно археологическим данным, эти небольшие приматы «посягали» на нишу крупных плотоядных животных. В ущелье Олдувай и других местах обнаружены простые каменные артефакты, соотносящиеся с окаменелыми фрагментами костей рапных животных, как совсем небольших (таких, как газели), так и очень крупных (таких, как слоны). На поверхности некоторых из этих костей оставлены следы зубов плотоядных животных. Часть этих и других костей несет на себе также следы от каменных орудий, которыми от костей отделяли мясо. Многие кости расколоты и имеют следы ударов камнем, с помощью которого доставали костный мозг. Могли ли наши далекие предки, оставившие такие следы, убивать этих быстроногих или других, исполинских размеров животных? Мы считаем, что вопрос о роли подбирания падали заслуживает более пристального внимания.

Сторонники теории «Человек-охотник»

Сторонники теории «Человек-охотник» утверждают, что гоминидам, добывавшим пишу в дневное время, было бы трудно обнаруживать останки животных, ставших добычей хищников, которые во время охоты покрывали большие расстояния, а то, на что могли рассчитывать гоминиды, поедали гиены, единственное животное, способное зуба* ми дробить кость, чтобы добраться до костного мозга. Однако эти аргументы не учитывают две возможности, которые мы наблюдали в Танзании: возможность обнаружения останков животных, ставших добычей крупных кошачьих в рощах вблизи водоемов, а также возможность обнаружения туш очень крупных павших или утонувших животных. В связи с этим гоминиды могли претендовать на нишу, недоступную в такой же степени другим животным, питавшимся падалью.

Леса вблизи водоемов, вероятно, были наиболее удобным местом для двуногих, частично обитавших на деревьях, поскольку служили им убежищем и скрывали туши убитых животных от ястребов. Туши крупных (размером с зебру) копытных животных удавалось находить в этих местах главным образом в засушливый период, когда львы, объев мякоть, оставляли свою добычу. Добычей же леопардов были небольшие копытные животные, на которых они охотились круглый год. Туши этих животных были защищены лучше всего, поскольку обычно леопарды хранили их на деревьях. Два миллиона лет назад саблезубые тигры, вероятно, «предоставляли» гоминидам третью возможность, и также в лесах близ водоемов. Эти вымершие хищники охотились на очень крупных животных, и после них в тушах оставалось много мяса.

Мы предполагаем, что подбирание падали играло наиболее важную роль в засушливый период, когда растительная пища была очень скудной, а возможности обнаружения останков различных животных были наименее благоприятными. Район охоты хищников (за исключением леопардов) во влажный период не имеет предсказуемого «пространственного фокуса» близ водоема; наоборот, хищники охотились на более обширной и более открытой территории. Останки животных в этом случае быстро находят и поедают гиены. Поскольку трупоедение, вероятно, способствовало тому, что плотоядность и травоядность стали сезонно дополняющими друг друга стратегиями, мы не считаем в отличие от сторонников теории «Человек-охотник», что добыча мяса была основой адаптации гоминидов. Как показывают дентальные данные, гоминиды всегда были всеядными. Одни лишь находки каменных орудий и костей животных вовсе не свидетельствуют о том, что мясо было основной пищей.

Подбирание падали

Тем не менее подбирание падали приводило к тому, что сухой сезон становился периодом изобилия. Голод и хищники намного увеличивали в этот период возможность быстро найти тушу животного. Даже если от добычи львов оставались лишь кости и головной мозг, то даже это намного превышало суточную потребность взрослого человека в калориях при получасовой затрате труда на разбивание костей камнем. Столь высокая «энергетическая отдача» пищи не могла бы быть достигнута путем выращивания съедобных растений. Если бы гоминидам пришлось выбирать способ добывания пищи исходя из энергетических затрат, то выращиванию растений они всегда бы предпочли добычу останков животных в любом случае, когда это было бы возможно. Такое предпочтение было бы наиболее заметным в разгар засухи, когда выращивание растений оказывается почти невозможным, а останки животных, убитых крупными кошачьими, можно было найти сравнительно легко. Подбирание падали имело и экономические преимущества перед охотой: на то, чтобы достать чью-то добычу с дерева или просто подобрать ее с земли, требовалось затрачивать меньше энергии, поскольку не нужно было преследовать животное. Подбирание падали сопряжено также с меньшим риском, чем охота. Конечно, любое мясо, которое привлекает гоминидов, может также привлекать львов. Однако, как показывают наши наблюдения, крупные плотоядные животные часто оставляют некоторые туши животных на длительное время. Поэтому место, где лежит такая туша, в этот период становится относительно безопасным.

Наиболее же безопасными являются места в лесу близ водоема. Мы установили, что гиены обнаруживают здесь кости животных, объеденные львами, лишь через день – довольно хороший запас времени для гоминида, способного воспользоваться камнем, чтобы достать из костей мозг. С еще меньшим риском можно было добывать хранившиеся на деревьях останки животных, ставших добычей леопардов, особенно когда его запас состоял из туш нескольких животных. Леопарды обычно живут в одиночку, и иногда даже бабуин или шимпанзе могут отпугнуть это животное. Кроме того, леопарды часто оставляют свою добычу (иногда даже не прикоснувшись к ней) на 8-12 часов в течение дня.

Что касается открытых местностей, то, возможно, существовавший там риск перевешивал преимущества питания останками животных, несмотря на то что можно было отогнать гепарда или шакала от их добычи, использовать то, что оставалось после львов во влажные периоды или питаться мясом животных, павших во время засухи. Основанием для такого вывода является то обстоятельство, что в этих районах росло мало деревьев, что лишало убежища гоминидов, адаптированных к жизни на деревьях. Однако это обстоятельство было по крайней мере столь же неблагоприятным и для охоты. Крупные травоядные животные не были беззащитными, но даже если одного из них удавалось убить, то на открытой местности добыча быстро привлекала к себе животных, питающихся падалью. Многие из них превосходили в ловкости и силе двуногих, вооруженных лишь камнем.

Сторонники теории «Человек-охотник» могут также возразить, что останки животных, ставших добычей хищников, а также туши павших животных слишком быстро подвергаются разложению по сравнению с мясом убитой дичи. В Серенгети мы наблюдали, что лишь у небольшого числа туш животных, оставленных лежать на земле, мясо было годное к употреблению по прошествии 48 часов, когда начинается процесс гниения. Но даже к этому времени большая часть все еще съедобных тканей находится под защитой кожного покрова или заключена в костях, что препятствует проникновению насекомых и других переносчиков инфекции. Даже мясо в тушах животных, умерших естественной смертью, обычно не содержит опасных паразитов, поскольку чаще всего эти животные умирают не от болезни, а от голода.

Выдвигаются также аргументы

Выдвигаются также аргументы, что подбиранием падали невозможно было обеспечить организм достаточным количеством питательных веществ. По мнению Джона Д. Спета из Мичиганского университета, в мясе животных, павших от голода» не хватает жиров и питание одним лишь этим мясом может привести к определенной болезни, вызванной голодом. (Лесные жители называют такую болезнь «заячьей лихорадкой», поскольку она случается, если питаться исключительно зайчатиной или каким-то другим столь же постным мясом.) Однако гоминиды всегда большую часть своих калорий получали, потребляя углеводы и масла растительного происхождения, кроме того, в засушливые периоды их рацион мог включать жиры, содержащиеся в мозге, который они извлекали из костей животных.

Какая стратегия поиска пищи более древняя – охота или подбирание падали? Ответы на этот вопрос давались с этологических позиций, причем каждое новое свидетельство отрицало прежнее представление. Охота считалась исключительно человеческим занятием до тех пор, пока Джейн Гудолл не обнаружила эту форму поведения у шимпанзе. Подбирание падали считалось ниже «достоинства» примата, пока исследователи не открыли, что шимпанзе и бабуины присваивают себе добычу гепардов и леопардов. Подбирание падали рассматривал ось как нечто чуждое человеческой природе до 1988 г., когда в ходе 20-летнего этнографического исследования были получены свидетельства, что народы Хадза и Сан, живущие к югу от Сахары, употребляют мясо павших животных, а также животных, ставших добычей хищников.

Самые ранние гоминиды, вероятно, питались падалью, а также ловили мелкую дичь, как это делают шимпанзе и бабуины. И только следующий их шаг был уникальным: они стали использовать орудия для разделки туш крупных животных, чего не могли делать другие приматы. Это обстоятельство опровергает представление о том, что такой способ добычи пищи, как подбирание падали, не способствовал развитию человеческих особенностей.

Результаты полевых исследований свидетельствуют о том, что подбирание падали было далеко не простым занятием для медлительных и не имевших острых клыков приматов. Чтобы быстро узнавать, где лежит туша животного, нам пришлось научиться распознавать различные знаки, помогающие найти эту тушу в редколесье рядом с водоемом. Такими знаками может служить следующее: ранним утром ястреб летит к добыче кратчайшим путем на малой высоте; ястреба сидят не на кронах деревьев, а на ветвях, расположенных ближе к стволу; на деревьях можно заметить останки животных, ставших добычей леопарда; у основания дерева, на котором питается леопард, обычно валяются клочья шерсти копытных животных, а на стволе самого дерева видны следы когтей леопарда. Ночью у того места, где лежит туша животного, которого недавно задрал хищник, раздается громкий «хохот» гиен; зебра издает отчаянный крик, когда на нее нападает хищник – умеющий различать эти звуки знает, где поутру следует искать туши животных.

Высшие приматы составляют «мысленные карты»

Высшие приматы составляют «мысленные карты» территории, на которых они добывают пищу, и используют эти карты, чтобы прогнозировать, в каком месте созреют плоды в следующий раз. Гоминиды, вероятно, использовали подобный способ определения того, где наиболее вероятно можно обнаружить туши животных. Мы и сами обучились этому, правда, с большим трудом. Каждый день мы следили за передвижениями хищников, отмечали, в какое время они охотятся и питаются, а также общую активность животных – потенциальных жертв хищников, Когда-то гоминиды, возможно, пользовались подобной информацией повседневно, чтобы избежать встречи с хищниками,

Социальные навыки у гоминидов вряд ли развивались бы, если бы этому процессу не способствовала также стратегия добывания пиши путем подбирания падали. Если предположить, что мяса, заключавшегося в туше животного, хватало лишь на одного гоминида, то дележ добычи становился невозможным, а сама эта стратегия, вероятно, порождала бы соперничество среди гоминидов. Однако если результаты наших исследований верны, а мяса животных, ставших добычей крупных хищников, хватало гоминидам в избытке, то модель совместного добывания и дележа пиши, предложенная Айзеком, оказывается вполне применимой в данной случае. При этом социальные навыки могли достигать того уровня, где начинается разделение труда, а совместное добывание пищи осуществляется на базе общего дома. Можно было бы предположить, что наши предки обычно находили туши животных в одном маете, а камни, которыми они разделывали эти туши, – в другом. Применение орудий, найденных в другом месте, требовало глубокого уровня планирования, способности составлять «мысленные карты», а также социального сотрудничества.

Шимпанзе

Шимпанзе, обитающие в Западной Африке, – единственные среди приматов (не считая человека), обладают достаточно глубоким уровнем планирования, позволяющим им приносить каменные орудия к месту нахождения пищи: они приносят камни, служащие им молотом и наковальней, чтобы раскалывать твердые орехи кола. Однако они не переносят камни на очень большие расстояния (Homo habilis переносили камни на расстояния до 10 км).

Технические навыки, необходимые для разделывания туш животных, отображены в древнейшем наборе каменных орудий, обнаруженных в ущелье Олдувай. Этот набор включает заостренные каменные отщепы для отделения мяса и расчленения костей, а также булыжники для дробления костей и черепов. Ни в этом комплексе, ни среди находок, относящихся к ашельскому периоду (1,5 млн.-200 тыс. лет назад) и отличающихся большей сложностью, не обнаружено орудий, явно предназначенных для использования в качестве оружия.

Эти соображения привели нас к выводу, что олдувайские гоминиды-падальщики, возможно, освоили нишу, которой объясняется существование груд орудий и костей крупных млекопитающих, а также многие исключительно «человеческие» особенности, появление которых связывают с охотой. Подбирание падали поначалу, возможно, лишь дополняло стратегию поиска растительной пищи, причем здесь можно выделить несколько этапов.

Гоминиды, возможно, стали питаться мясом крупных животных задолго до появления Homo. Первыми включили в свой рацион эту пищу, вероятно, австралопитеки, когда они осваивали саванну и редколесье, которые стали занимать обширные территории примерно 6 млн. лет назад в результате глобального изменения климата. Эти открытые условия предоставляли большие возможности для подбирания падали, чем «закрытые» леса, в которых обитали предшественники гоминидов (в такой среде обезьяны живут и по сей день).

Самые ранние гоминиды, вероятно, встречали объеденные хищниками останки животных, когда искали себе растительную пищу в редколесье рядом с водоемом. Чтобы воспользоваться этим пищевым ресурсом, требовались всего-навсего необработанные булыжники, с помощью которых можно было раздробить кости и извлечь мозг. Возможно, существуют ископаемые свидетельства добычи этих богатых источников энергии и белка, которые до сих пор ускользали от археологов, поскольку в то время еще не существовало каменных орудий из отщепов.

Гоминиды-падальщики начали вытеснять гиен

Можно предположить, что гоминиды-падальщики начали вытеснять гиен, поскольку добирались первыми до останков животных, ставших добычей хищников. Определенным подтверждением этому может служить факт вымирания нескольких видов гиен примерно 2 млн. лет назад. Появление каменных орудий из отщепов около 2,5 млн. лет назад, возможно, позволило гоминидам «посягнуть» на новый компонент ниши крупных млекопитающих. Теперь они могли не только извлекать мозг из костей, но и отделять от них мясо. Отщепы в руках гоминидов заменяли плотоядные зубы хищников. С помощью них они могли разделывать добычу леопарда, которую он хранил на дереве. Кроме того, с помощью этих орудий они могли разделывать туши гораздо более крупных животных, ставших добычей саблезубых тигров. Это наблюдение навело нас на мысль, что гоминиды, возможно, имели некоторое отношение к вымиранию саблезубых тигров около 1,5 млн. лет назад. Здесь важно отметить, что эти крупные хищники просуществовали дольше в Европе и Америке, чем в Африке, и вымерли лишь после того, как на эти континенты переселились гоминиды.